11 ноября. История Михаила Пичугина из Бурятии, который 67 дней провёл в дрейфе в Охотском море, стала известна по всей стране. Михаил потерял в море своего брата и племянника. Сейчас он вернулся в Улан-Удэ и восстанавливается физически и, что самое важное, морально. Михаил пережил трагическое событие, которое могло вызвать у него посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР).
Наши коллеги из ИА AmurMedia побеседовали с доцентом кафедры психиатрии и наркологии в Дальневосточном государственном медицинском университете, кандидатом медицинских наук Сергеем Кузнецовым, который также участвовал в оценке состояния Михаила. В беседе они обсудили, что происходит с человеком после пережитых опасных для жизни ситуаций и какую помощь обычно оказывают при развитии ПТСР.
— В кризисных ситуациях мы имеем дело с психической травмой, — начал Сергей Кузнецов, — Представим, что человек переживает кризисное событие и оно становится частью его опыта. Но если событие его калечит, может возникнуть травма. В таком случае он выходит из кризисной ситуации, но с психическим дефектом, скажем так. Как совладал Михаил Пичугин, пока трудно сказать. Распространенный вариант — посттравматическое стрессовое расстройство. К нему приводят такие ситуации, как участие в военных действиях, природные и технические катаклизмы, прочие бедствия.
Этот мужчина долгое время находился в ситуации тяжелого стресса. Насколько сильно он перешел в дистресс, стал ли он патологическим, пока не известно. Сейчас, скорее всего, речь идет про шоковое состояние, но спустя 2-6 месяцев может развиться клиника ПТСР. Это уже будет говорить о том, что развилось психическое заболевание по причине отрицательного события, с которым он не смог совладать. Собственно, и значимость события была чрезвычайна — угроза физическому существованию.
— Какая феноменология у ПТСР?
— В случае с ПТСР мы видим сразу две противоположные по своему значению категории симптомов. Первое — патологический опыт пытается вторгаться в сознание. Психика защищается от этого опыта, вытесняет. А поскольку возбуждение в центральной нервной системе сохраняется, оно будет искать выход, и будет вторгаться в сознание в виде специфических симптомов.
Наиболее известный — это “флешбеки”, когда внезапно развивается острое, быстрое изменение психического состояния. Часто с реакциями страха, гнева, выраженными вегетативными проявлениями: сердцебиение, потливость, нарушение работы кишечника и пр. А также с выраженным проявлением в поведении: человек начинает вести себя так, будто вновь оказался в травмирующей ситуации, как будто реально существует угроза.
Возможно легкое нарушение сознания, по типу аффективного сужения. Я не говорю про патологию сознания, как в учебниках написано, но способность критически мыслить все таки будет нарушаться. Такие симптомы вторжения, помимо флэшбеков. А так это будут ответы на какую-то ассоциацию. Предположим, этот мужчина увидит нечто похожее на то, что было в лодке. В ответ может развиваться реакция в виде тревоги, страха, гнева. Возможны сновидения с содержанием травмирующей ситуации.
Противоположные симптомы — это симптомы избегания. Человек будет избегать попадания в места или ситуации, где есть напоминания о психотравме, разговоров на эту тему. Допустим, выборочная амнезия: тут помню, там не помню. Если человек прошел войну, то он может припоминать, как там было, но момент кризисного события он может вытеснять, амнезировать. Это не прямо амнезия, как у пожилых людей, у которых память страдает. Но психика будет сопротивляться воспоминаниям.
Получается, есть два противоположных процесса. С одной стороны вторжение, с другой стороны — попытка избежать вторжения и вытеснить воспоминания. Это может продолжаться какое-то время, а потом, обычно, наступает критический момент болезни. Чаще всего, это конфликт под воздействием эмоциональной реакции, с которой человек не смог совладать, и затеял драку. Попал в полицию, а потом к психиатрам. Это довольно частый путь.
Люди с ПТСР бывают довольно брутальны в своей агрессии. Часто стимулом становится употребление веществ. Алкоголь — самый распространенный. В опьянении у них резче проявляются поведенческие, эмоциональные нарушения и тогда они попадают к наркологам. А вот к психиатрам — окольными путями. Наркологи — тоже ведь психиатры, но лечат другое. Абстиненцию убрали и кажется, что помогли. ПТСР важно вовремя диагностировать. А вообще, больше половины случаев приходится на самоизлечение. Если мы говорим именно о ПТСР: когда было какое-то кризисное событие, клинические симптомы проявились, но потом человек сам нашел способ с этим совладать.
— Всегда ли развивается ПТСР после кризисных событий?
— Да. Определенных событий. В психиатрии ПТСР относится к психогенным заболеваниям — вызванными не материальными факторами, а психическими. Речь о том, что такое событие будет для любого человека травматично. Как правило, оно связано с угрозой витальным функциям — жизни, физическому существованию. Есть три важных критерия, от которых зависит тяжесть психотравмы. Первое — это значимость. Одно дело изнасилование, другое — когда убивали уже, а чудом выжил. В одном случае насилие, унижение, отвращение. Значимо? Значимо. Но жизнь все равно выше.
Второе — внезапность. Допустим, человек приехал на войну. Он понимает, что его могут убить. Минимальная хотя бы готовность есть. А бывает, что человек шел по улице и началось землетрясение или баллон газа взорвался. Дом обрушился и человек чуть не погиб. Он не готов был. Событие для него более внезапное, чем для первого.
Третье — насколько я мог быть активным и что-либо контролировать в кризисной ситуации. При ограблении банка, допустим, я могу попытаться договориться с преступниками, но когда падает самолет, я вообще ничего контролировать не могу. Три фактора: значимость, внезапность и способность влиять на ситуацию. Чем меньше они представлены, тем тяжелее будет ПТСР.
— Как ведется работа с людьми с ПТСР?
— Во-первых, нужна медицинская помощь. Потому что в основе лежит не прекращающееся возбуждение, которому человек пытается противостоять. Кроме того, имея опыт психотравматический, для него ситуация продолжается и он живет в состоянии постоянной готовности к реакции. Это называется физионевроз. Эти люди очень чувствительные и пугливые, если проще сказать. У них очень легко возникает реакция мобилизации. Поэтому первое — попробовать возбуждение снизить медикаментозно. Для этого используются препараты с седативным действием, чтобы притормозить человека. Это частая логика психиатрии, потому что большинство состояний требует успокоения. Искусственно ускорять людей в психиатрии редко приходится. А потом постепенно можно начинать какие-то активизирующие влияния. Мы можем назначить антидепрессанты, чтобы вывести из патогенеза тело. Поднять уровень энергии и у человека появился ресурс, потенциал для активности. Но основная работа — это психотерапия.
Психотерапия нужна для ассимиляции опыта. Чтобы человек смог сделать его частью своей биографии. В норме сознание противится тому, что я могу умереть. Психика к этому не готова никогда или в большинстве случаев. И надо, чтобы прекратилось это вытеснение.
Постепенно, с помощью психотерапии, вопросов, экологичного возвращения в событие: “Расскажи, а что было самым страшным? Почему так тяжело про это говорить?” — и так далее. Есть много техник, каждый врач в своем методе работает. Но главная идея, еще раз повторю, — это присвоение себе травмирующего события: “Все это было со мной и определенным образом на меня подействовало”. Может быть разделение на “до” и “после”, как часто бывает. В любом случае мы потом “сшиваем” это все равно. Понятно говорю?
— Да, а вы психотерапевт?
— И психотерапевт тоже.
— По вашему предположению, что помогло этому человеку выжить и остаться на плаву? И буквально, и в переносном смысле.
— Один из главных критериев психического здоровья — устойчивость. Когда что-то происходит, я падаю, разрушаюсь, возможно, но потом могу снова собраться, подняться. Я думаю, что могло помочь умение принимать ситуацию, как она есть. Когда я ничего не могу поменять, но оно происходит, и я могу позволить этому быть. Но я не знаю, как это можно 67 дней делать. Видимо, можно. Еще важно умение совладать со своими переживаниями, прежде всего, с тревогой. Она останавливает. Если я выдерживаю тревогу, тогда я могу не останавливаться. Продолжать куда-то двигаться.
— Насколько я знаю, для того, чтобы сохранять влагу, он собирал дождевую воду. Я так понимаю, он пытался контролировать те вещи, которые может?
— Это упорядоченная или направленная деятельность. Конечно, она тоже может быть терапевтична. Я сейчас вспомнил “Человек в поисках смысла” (18+) Франкла. Ему помогло выжить то, что он нашел в происходящем смысл. Он понял, что оказался в поле для эксперимента. А когда еще представится возможность наблюдать людей в супер экстремальных условиях? И он решил, что потом это проанализирует и опубликует. Благодаря этому выжил. Потому что была мотивация на будущее. Возможно, этот человек, собирая воду, структурировал свою деятельность и она имела какой-то смысл.
— При этом сумел совладать с тревогой?
— Да. Мне кажется, все одно из другого вытекает. Если я совладал с тревогой, то она меня уже не останавливает. Я могу попробовать воду собирать, еще что-то делать. А если бы возобладало чувство беспомощности, то стал бы дожидаться погибели. Возможно, еще и сам бы ускорил, чтобы не ждать. Очень важно сохранять способность что-нибудь в кризисной ситуации делать. Это, я думаю, и помогло.
— Спасибо!