Ветераны Чернобыля в Бурятии: ничего героического не было

Тридцатилетие трагедии Чернобыля отмечают в Улан-Удэ 26 апреля. По традиции, в годовщину аварии на Чернобыльской атомной электростанции республиканская общественная организация инвалидов и лиц, пострадавших от воздействия радиации "Союз "Чернобыль" Бурятии" проводит торжественный съезд. Участники ликвидации последствий атомной аварии рассказывают свои воспоминания о тех событиях, сообщает ИА UlanMedia.

Напомним, 26 апреля 1986 года на Чернобыльской АЭС в результате ошибки персонала при производственном эксперименте произошел тепловой взрыв реактора в четвертом энергоблоке. Содержимое реактора было выброшено в атмосферу, в результате радиоактивные изотопы вызвали долговременное загрязнение площади в радиусе 30 км от ЧАЭС. Зараженную территорию объявили "зоной отчуждения", ее население было экстренно эвакуировано. Для борьбы с последствиями аварии со всего СССР были направлены группы ликвидаторов, сформированные преимущественно из военнослужащих действующих, либо запаса. Немало этих людей в настоящее время проживает на территории Бурятии, они любезно согласились рассказать о своем подвиге.

"Ничего героического не было, однообразная рутина" — воспоминания водителя

Уроженец Челябинской области Андрей Артемович Поляков попал в Чернобыль в 1986 году.

Андрей Поляков. Фото: Василий Тараруев, UlanMedia

— Попал через военкомат, призвали как "партизана", я в 1980 закончил срочную службу. Тогда плохо было с работой, у нас городок Куса маленький, тут предложили съездить в Чернобыль, обещали разные блага. Из нашего городка в 30 тысяч населения призвали сразу 200 человек. Возможно, сыграло роль то, что мы в Челябинской области уже подвергались воздействию радиации после аварии на заводе "Маяк". Ехать туда страшно не было, раз сказали "надо", значит надо. Никто особенно не боялся, но были случаи, когда по пути туда машины явно умышленно ломали, чтобы не доехать. 13 мая мы прибыли в Белоруссию, в Брагинский район к месту чернобыльской аварии. Разгрузились, начали обустраиваться, поставили палаточный лагерь посреди лесополосы. Наш уральский полк был в 30-километровой зоне, непосредственно у реактора мы не работали, там были специалисты-химики. Наша работа в зоне состояла в зачистке сел от радиации.

Андрей Поляков в зоне чернобыльской аварии. Фото: РОО "Союз "Чернобыль" Бурятии"

В деревнях почти никого уже не было, в основном старики, молодежь эвакуировали. Старики не могли бросить дом, хозяйство, на старости лет где-то обустраиваться тяжело. Хотя их увозили, они все равно возвращались пешком. Милиция следила, чтобы не было мародерства, хотя у военных с этим было строго. Впрочем, надо быть дураком, чтобы таскать что-то оттуда. Наша работа заключалась в уборке зараженной почвы: снимали слой в 15 сантиметров, и вывозили на могильники. Там, где техника не могла подойти, например, во дворах, куда трактор не мог подъехать, лопатами убирали грунт вокруг домов в местах стоков с крыш. Сам я был водителем, возил людей на грузовике ЗиЛ-131. Работа была однообразно-рутинной: подъем, зарядка, отвозишь людей, завтрак, обед, ужин. По возвращении технику обмывали специальным раствором, машины, набравшие высокий фон, отгоняли на могильники. Из средств защиты выдавали респираторы-"лепесток", но в мае в Белоруссии жарко, и сырость. В нем день-два походишь, потом неудобно. Я много курю, поэтому сверлил в респираторе дырку для сигареты. Потом всем надоело, их перестали носить. Кормили хорошо, хотя через месяц тушенка стала надоедать, позже построили подсобное хозяйство, обустроились нормально. Нас забирали на два месяца, но проходит три, четыре, тем, у кого семьи, стало невмоготу. Хотя кто-то умудрялся отбыть раньше. В итоге я провел там полгода, обратно вернулся в 1986 году 26 октября, — рассказывает Андрей Поляков.

Андрей Поляков среди ликвидаторов. Фото: РОО "Союз "Чернобыль" Бурятии"

Из смешных эпизодов ветеран вспоминал случай, когда офицер перед строем показательно хотел разбить об землю конфискованную бутылку водки, но та, спружинив о мягкий грунт, отлетела в сторону, и ее тут же кто-то ухитрился незаметно подобрать и спрятать.

Что касается радиации, по словам Андрея Полякова, ее не боялись, "ее же не видишь, не ощущаешь, это же не Афган, где все видишь и идешь в атаку". В мае в тех краях вовсю растет черешня, ягоды ели, забывая, что она обсыпана радиоактивной пылью. Проблемы со здоровьем, по словам ветерана, начались спустя полгода: появился постоянный звон в ушах, отчего небольшие проблемы со слухом. Ухудшение здоровья было и у сослуживцев: радиация ослабляет иммунитет, все болезни начинают прогрессировать. По словам ветерана, он так и не знает, какую дозу облучения получил.

Военный билет Андрея Полякова. Фото: Василий Тараруев, UlanMedia

Сейчас Андрей Поляков живет в микрорайоне Восточный в квартире, полученной за участие в чернобыльских событиях. В свободное время пенсионер увлекается охотой.

"Мы ставили палки в колеса ликвидаторам" — воспоминания военного прокурора

Уроженец Белоруссии Анатолий Иванович Шакуро в 1986 году служил в Нижнеудинске помощником военного прокурора гарнизона.

— Поначалу информация была скудной, что Чернобыль – мелкая катастрофа регионального значения. Потом все начало раскручиваться, западная пресса подняла шум, что радиация достигла Швеции, после этого наши в конце июля начали признавать серьезность аварии, в прессе появились снимки разрушенного до основания четвертого энергоблока, пошло больше информации.

Анатолий Шакуро. Фото: Василий Тараруев, UlanMedia

Как рассказал Анатолий Шакуро, войсками, стянутыми к зоне ЧАЭС, поначалу занималась Киевская военная прокуратура, но потом ликвидаторов, стянутых со всех концов страны, стало слишком много. Кроме того, киевляне стали возмущаться, что им одним приходится подвергать себя риску работы в зоне катастрофы. В результате была создана 110-я военная прокуратура – сводное объединение из командированных сотрудников военных прокуратур разных военных округов СССР. Когда стали искать добровольцев, Анатолий Шакуро, будучи по натуре любознательным и легким на подъем, с радостью согласился.

Первая командировка длилась всего 12 дней. Второй раз Анатолий Шакуро поехал уже в марте 1988 года, и неожиданно задержался в Чернобыле почти на пять месяцев, расследуя один факт противоправной деятельности. Его задачей, как следователя военной прокуратуры было расследовать происшествия в зоне отчуждения и нарушения среди ликвидаторов.

Анатолий Шакуро (справа) у старого дерева, на котором в войну немцы вешали партизан. Фото: РОО "Союз "Чернобыль" Бурятии"

— Моя работа заключалась в том, чтобы ставить палки в колеса участникам ликвидации, — шутит бывший военный прокурор, поясняя, что прокуратуру традиционно никто нигде не любит.

Впрочем, по его словам, рядовые ликвидаторы относились нормально, в отличие от "отцов-командиров", среди которых нередки были разные злоупотребления. Например, офицеры, приезжавшие с женами, устраивали их на должности киномехаников, те получали зарплату, а фактически работу исполнял какой-нибудь рядовой. Другим распространенным нарушением было несоблюдение предписанных гигиенических процедур.

— Раз в семь дней личный состав обязан был помыться в бане, сменить белье. Но этим нередко пренебрегали. Командиру нужно было выполнять план и перевыполнять на несколько процентов, потому что шли огромные премиальные. Люди и зарабатывали деньги, часть их оседала в карманах командиров, вот командирам и было выгодно, чтоб было больше человеко-выходов, как можно больше земли содрать и площадей по деревням проверить. Соответственно, не выполнялись гигиенические процедуры: чем в баню послать, командиру было выгоднее отправить человека работать, — рассказывает Анатолий Шакуро.

Анатолий Шакуро у четвертого энергоблока. Фото: РОО "Союз "Чернобыль" Бурятии"

Но за все эти нарушения наказания были лишь дисциплинарными. Уголовные дела были связаны в основном с дорожно-транспортными происшествиями, авариями вертолетов. В целом же, серьезных нарушений было немного. Ликвидаторы были преимущественно люди в возрасте за 30, не склонные к "криминалу". Большинство ехало добровольно, поэтому случаев дезертирства было крайне мало, несмотря на то, что юридически "партизана" было сложно привлечь к ответственности.

Крупным делом, из-за которого во вторую командировку пришлось задержаться на четыре месяца, были махинации водителя-продавца одной из автолавок, обслуживавших контингент зоны отчуждения. Он растратил на крупную сумму товар при "левых" сделках, вдобавок обвинялся по двум эпизодам краж в Киеве. Другим нарушением, с которым столкнулся Анатолий Шакуро, было то, что охрану возле энергоблоков несли срочники внутренних войск, хотя по правилам в зоне отчуждения должны были работать лишь резервисты. (В чернобыльскую зону старались отправлять людей не моложе определенных возрастных категорий, чтобы, по выражению Анатолий Шакуро, "не было проблем с потомством"). Но там нарушение было обусловлено объективными причинами.

— Они же охраняют с боевым оружием, поставь "партизана", он с этим автоматом и убежит: бросит свой пост и пойдет на охоту, зверья там было уже много. "Партизан" знает, что шпион сюда не придет, и ведет себя пренебрежительно, срочник относится более ответственно. Где мы столько добросовестных "партизан" найдем, чтобы отстоял, как положено, четыре часа? Поэтому мне сказали "закрой глаза и молчи", — вспоминает Анатолий Шакуро.

Ветеран вспоминал, что его впечатлили размеры ЧАЭС — от первого до четвертого энергоблока было восемь километров, и планировалось построить еще четыре. В Улан-Удэ такую площадь не занимает даже авиазавод. Вспоминал, как с 1986 года в СССР из продажи исчезли стиральные порошки. Оказалось — они шли в Чернобыль, ими заправляли водовозы, которые ежедневно поливали асфальтовые дороги, связывающие ЧАЭС с населенными пунктами. Вспоминал, как однажды посреди дороги остановился огромный заяц, величиной почти с козу, облезший от радиации и безразличный ко всему настолько, что его пришлось оттаскивать, чтобы проехать. Анатолий Шакуро побывал и возле эвакуированного города энергетиков Припять. 29 апреля все 50 тысяч человек населения города эвакуировали на автобусе за несколько часов. В сам город Анатолий Шакуро тогда не заходил, поскольку надо было проходить пропускной пункт, хотя как прокурорский работник имел универсальный пропуск. Огороженная колючей проволокой Припять производила своеобразное впечатление.

— Город-плен, город-концлагерь, какое-то брошенное гетто. Уже в 1988 году он был весь заросший, по улицам бродили оставленные коты, собаки. Радиация помогает растениям, я нигде не видел таких высоких кустарников. Стекла в окнах были еще целыми. А на реке Припять вдоль зоны отдыха было множество брошенных моторных лодок, катеров, они там стояли тысячами, никому не нужные, проржавелые. Я побывал и возле третьего энергоблока. А когда возвращаясь, проходил дозиметр, так зазвенело, что мне сказали сразу раздеваться и бежать под душ, потом полностью во все новое одели, — вспоминает ветеран.

Прокурорским работникам особых средств защиты не выдавали — лишь старую военную форму непонятно каких годов. У тех, кто работал непосредственно у реактора, были противогазы и просвинцованные резиновые фартуки. Особого страха перед радиацией, по воспоминаниям ветерана, у людей не было. Но иногда бывали случаи, когда командированные очень боялись облучения.

— В 1988 году приехали ребята из Ленинградского округа, они категорически отказались: "Мы никуда ездить не будем". Утром встанут, кашу поедят, потом до обеда телевизор смотрят. Но окружающие воспринимали это как их право выбора, никто их не ругал, не стыдил. Так просто воспринимали, как естественное, — вспоминает Анатолий Шакуро.

Точную дозу своего облучения ветеран не знает — по его словам, постоянно замеряли в разных единицах — то рентгенах, то "бэрах".

В Нижнеудинск Анатолий Шакуров вернулся из второй командировки 10 июля 1988 года, так завершилась "чернобыльская" страница его жизни.

"Радиация штука невидимая, ее ни покусать, ни потрогать, ни пощупать" — воспоминания связиста

На момент чернобыльских событий уроженец Иркутской области Дмитрий Геннадьевич Жирнов служил возле Луцка на Западной Украине, в отдельном батальоне связи и радиотехнического обеспечения. Он обслуживал полк истребителей-бомбардировщиков, осуществляя навигацию и радиолокацию. Его должность звучала как "начальник радиостанции малой мощности", на тот момент ему было 20 лет.

Дмитрий Жирнов. Фото: Дмитрий Жирнов

— В Чернобыль мы поехали по этим же специальностям, только вместо истребителей мы обслуживали вертолеты. В 11 километрах от ЧАЭС была посадочная площадка, где дислоцировались вертолеты. Их задачей было опылять площадь вокруг станции отходами сахарного производства — клейкой сладкой жидкостью, которая вбирала пыль и засыхала корочкой, предохраняя от распространения радиоактивной пыли ветром. Кроме того, вертолетами осуществлялась радиационная разведка. Соответственно, мы обслуживали радиотехническое оборудование, системы связи. Ехать страшно не было, в тот момент у меня брат служил в Афганистане, там было страшнее. Радиация же штука невидимая, ее ни покусать, ни потрогать, ни пощупать. Ну и прошел уже год, опасность такой уже не было — было в 1987 году, я резонно считал, что самое страшное уже позади. Предполагалось, что будут средства защиты, противорадиационное обеспечение, дозы к тому времени уже научились рассчитывать, знали, как и что. Поэтому особых переживаний не было, наоборот, ехал с интересом. С нашей роты еще человек пять изъявили согласие, — рассказывает Дмитрий Жирнов.

Спустя полмесяца пребывания Дмитрия Жирнова из-за умения хорошо рисовать перевели писарем в штаб. Там служить было проще, не требовали зарядок, физнагрузок, лишь из-за радиационной опасности заставляли каждый день стирать одежду. В расположении всегда была минеральная вода, экзотичная по тем временам "пепси-кола", предписывали побольше пить. Из города Чернобыль большинство жителей тоже было эвакуировано, люди оставляли квартиры, имущество. Брошенные автомобили граждан войска реквизировали, наклеивая изолентой военные номера. В штабе часто были интересные люди, ученые, рассказывавшие разные интересные факты, например про намного более высокую устойчивость женщин к радиации. Дмитрий Жирнов вспоминал, что пытался тайно провезти фотографии из зоны отчуждения, но их из его вещей видимо вытащили особисты.

Ликвидаторы. Фото: РОО "Союз "Чернобыль" Бурятии"

Ветеран вспоминает различные впечатлившие его случаи.

— Проезжали как-то мимо могильника техники, я такого количества никогда не видел. Огромная яма метров двадцать глубиной, и на километр все заставлено техникой: автомобили, строительная техника, бронетехника, вертолеты. Эта техника набрала много радиации, она сама фонила. Хотя на пунктах санобработки технику обмывали спецрастворами, все равно, отмыть полностью все места не удавалось, накапливалось облучение. Ее должны были засыпать. Но ликвидаторы-украинцы, с которыми поддерживаю связь, говорили, что часть этой техники отправили воевать на Донбасс — пробег-то у двигателей совсем мизерный, — рассказывает Дмитрий Жирнов.

В другой раз в штаб пришли люди, работавшие непосредственно у станции, и принесли пилотское удостоверение, явно выпавшее из пролетавшего вертолета.

— В штабе вспомнили, что действительно был случай с потерей удостоверения пилотом. Офицеры стали смотреть это удостоверение, намереваясь вернуть владельцу. А потом одна умная голова предложила его "прозвонить" — месяц провалялось, может, набрало фон. На входе у нас в здание штаба стоял большой стационарный дозиметр, похожий на "рамку" в аэропортах. Поскольку общий радиационный фон уже снизился, уровень чувствительности был поставлен самый минимальный. И вот они подходят к датчику — шкала заклинила. Они переключают умножить на десять — опять заклинило. Переключают еще выше, умножая на сто — снова заклинивает. И когда замеры показали, что от удостоверения идет фон в десятки рентген, все сразу побежали мыть руки, дежурному офицеру велели удостоверение уничтожить. Кто-то потом смеялся, кто-то переживал, — вспоминает Дмитрий Жирнов.

Ветеран вспоминал и как увидев гроздья спелой черешни, с удовольствием ее ел, и только потом вспомнил, что она отравлена радиацией. К счастью, он вовремя спохватился. Но после службы были проблемы с анализами крови, появились сосудистые и кожные заболевания. Со временем после длительного самолечения здоровье несколько улучшилось. Дозу облучения, по его словам, записали то ли рентген, то ли полрентгена, она явно была занижена. Защитные респираторы одевали обычно только при ветре, чтоб не надышаться радиоактивной пыли. Вблизи станции наличие радиации все же ощущалось — в виде неприятного металлического привкуса во рту. Животных в зоне отчуждения было много, но почему-то было мало птиц, несмотря на солнечные дни. Довелось видеть и знаменитый "Рыжий лес" с выгоревшими от радиации деревьями.

Всего Дмитрий Жирнов провел у зоны Чернобыльской аварии полтора месяца.

— Интересное было время, лучше, чем в части, где рутина, однообразие. Если бы не радиация, некоторые могли бы воспринимать как курорт, — вспоминает ветеран.

Вместо послесловия

26 апреля РОО "Союз "Чернобыль" Бурятии" проведет памятный съезд, где пройдут торжественные мероприятия. Ветераны снова соберутся вместе, чтоб отдать дань памяти чернобыльским событиям.

— 26 апреля — это не День Победы, как 9 мая, а день памяти жертв радиационных катастроф. Как событие это равноценно 22 июня, день памяти жертв, это же не праздник, — говорит Анатолий Шакуро.

О своем участии в тех событиях никто из "атомных ветеранов" не жалеет. По словам, была другая эпоха, более идеалистичная, люди были более ответственными и более романтичными, слова долг и ответственность значили больше, нежели в поздние времена.

Претензий к органам власти в Бурятии у ветеранов Чернобыля нет, необходимые льготы выделяются, поддержка оказывается.

Михаил Кабунов. Фото: Василий Тараруев, UlanMedia

— С министерством социальной защиты у нас все отработано, все необходимые средства исправно выделяются. В 2015 году мы получили грант в 300 тысяч рублей от правительства республики, на который издали сборник воспоминаний участников — "Чернобыль. Труд и подвиг". Нам должны выделить средства на новое помещение офиса, соответствующие документы уже лежат в городском комитете управления имуществом, дожидаясь подписей Александра Голкова и Анастасии Кузовлевой. Органы власти работают по нашим вопросам хорошо, серьезных нареканий нет. Впрочем, мы не привыкли ныть и жаловаться, — говорит председатель РОО "Союз "Чернобыль" Бурятии" Михаил Кабунов.

ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ:

Подвиг и предательство — 30 лет Чернобыльской аварии